— Ну и оставь, — лениво ответил я.
Проказники хоть и считаются темными, но обычно редко причиняют вред окружающим. Ну, разумеется, кроме пары-тройки невинных шуток в день.
— Денежки уже получены, деваться некуда.
— Тогда пошли, — принял решение я, вынимая клинок. В амбаре пахло сыростью и холодом. Помещение было совершенно пустым, снаружи, сквозь дырявые доски, проникали тонкие ниточки солнечных лучей, и слышался гул реки.
Наверх вела приставная лестница, я хотел к ней подойти, но Львенок схватил меня за рукав:
— Даже не думай. Уверен, что последняя ступень обвалится, и ты загремишь вниз. Шутка вполне в стиле этой твари.
Я пожал плечами и долбанул в потолок подходящей фигурой. В следующее мгновение оглушенный проказник, больше похожий на лохматого бобра с человеческими руками, пролетел сквозь потолок и рухнул на пол, пуская из зубастого рта чернильные мыльные пузыри.
— О таком варианте я не догадался, — с сожалением произнес Львенок. — Не возражаешь, если его прикончу?
— Валяй, — пожал я плечами.
Он двинулся к оглушенной душе, а я отмахнулся от одного из парящих по помещению пузырей. Тот беззвучно лопнул, и я с удивлением уставился на свои пальцы, оставшиеся абсолютно чистыми. Шутка не в обычаях души, которая бы страшно радовалась, что я месяц не могу отмыть от чернил изгаженные руки.
— Это не проказник! — заорал я.
Львенок, всегда быстро соображавший, когда дело касалось общения с душами, ловко отскочил в сторону, рассекая воздух кинжалом крест-накрест, благодаря чему метнувшееся к нему тяжелое тело врезалось в преграду так, что из фигуры во все стороны брызнуло бесцветное пламя, словно сок из раздавленного апельсина.
Я уже почти активировал знак, но меня подхватила волна ледяного воздуха и крепко приложила о стенку амбара, так, что лопнули гнилые доски. Я упал, и пока Вильгельм устраивал с душой пляски, запустил руку во внутренний карман куртки. Дыхание перехватило, ребра ныли, я слышал рев «проказника» и чувствовал, как Львенок создает фигуру за фигурой, ослабляя стремительный натиск противника, пытавшегося до меня добраться.
Не глядя, я выгреб из кармана три золотых флорина, подбросил их в воздух, сплетая вокруг них свой дар, пока монеты не раскалились добела, обратив золото в чистый свет.
— Готов! — предупредил я Вильгельма.
Он отступил в сторону, разваливая кинжалом созданные им преграды. Душа с утробным рыком просилась в брешь, и я загнал вертящиеся у меня над головой монеты ей в глотку. Она поперхнулась, отшатнулась, и угодила под знак Львенка, выжегший почти всю ее суть. Ослепшая, оглохшая, потерявшая большую часть своих сил, душа все еще пыталась дотянуться до стража, так что я не стал ждать, когда она вновь подкачается силой, и завершил дело, воткнув в нее кинжал. Она перетекла в клинок, оставив мне в награду звон в ушах и легкую тошноту.
— Уф. — Вильгельм вытер рукавом лоб. — Вот это разминка. Одна из форм перевертыша, как я понимаю.
— Совершенно верно. Ловко он корчил из себя недотрогу, едва нас не обманул. Обычно стражи проказников не гоняют, думал, что и его мы оставим в покое. Если бы не твои принципы, я бы так и поступил.
— Иногда полезно брать деньги вперед, — пробормотал он. — Спасибо, старик. Твоя помощь оказалась очень кстати. В одиночку мне пришлось бы с ним повозиться.
Я решил не быть скромным и сказал:
— Тогда гони три дуката в компенсацию тех флоринов, что мне пришлось потерять.
— Не вопрос, — сказал он, отсчитывая монеты. — Здесь пять. Ровно половина от заработка.
— Возьму только три. — Я забрал с его ладони золотые кругляши, и он не стал настаивать. — Ванилью в амбаре не пахнет, значит, перевертыш появился здесь недавно. Зимой они впадают в неактивное состояние. Вполне удобная берлога, чтобы дождаться весны, а затем ползти питаться в город. А стать проказником — хорошая защитная реакция.
— Ну да. Какой страж будет терять время на пустого шутника? К тому же за них редко кто платит.
— Ну, только если за деловые переговоры не берешься ты, — усмехнулся я. — Сколько тебя помню, всегда умел выжать из городских властей гораздо более высокую цену, чем другие.
— У каждого есть свои маленькие таланты, — вернул мне усмешку Львенок. — Надо отметить встречу и удачное дельце. Где ты остановился?
— В «Скользком Льду».
— Ну, до тебя ближе, чем до меня. Значит, ты приглашаешь.
На постоялом дворе он заказал бутылку крепленого вина, на мой взгляд, слишком сладкого для того, чтобы получить удовольствие. Впрочем, я не спорил. Мне было ровным счетом все равно, что пить, особенно после того, как хозяин сказал, что молоко, которое я у него попросил, скисает уже третий день.
Проповедник и Путало торчали в комнате, собираясь сыграть в очередную партию «Королевской милости». Замызганные игральные карты, примитивно нарисованные картинки которых давно выцвели, они добыли в какой-то ночлежке и, не спрашивая моего разрешения, кинули мне в саквояж. Это произошло где-то недели две назад, когда я возвращался с севера, но заметил я их лишь недавно, после того, как эти умники начали резаться в азартные игры, не во время моего сна, а при свете дня.
Проповедник, который практически не обладал умением взаимодействовать с материальными объектами, прилагал множество усилий, чтобы удерживать карты в руках, и страшно завидовал Пугалу, которое могло хоть пасьянсы раскладывать.