Страж. Тетралогия - Страница 406

406

Паникующая толпа, бегущая прочь, воющая от ужаса из-за того, что конец света, обещанный ангелом, уже наступил, разлучила меня с Чезаре в тот «чудесный» для нас обоих момент, когда мы собирались убить друг друга.

Мастер допроса выслушал шепот помощника и сообщил:

— Второй готов к разговору. Смотреть будете?

— Второй? — удивился я. — Вы смогли взять двоих?

— К сожалению, только двоих. Их, в отличие от остальных, поймать оказалось не так уж и сложно. Я приставил к ним людей сразу после нашего с тобой разговора.

Мы прошли в соседний зал, зеркальную копию предыдущего, и я увидел старого аптекаря. Он сидел за столом, его руки и ноги были зафиксированы широкими кожаными ремнями, а голова засунута в механизм крайне неприглядного вида. Тиски плотно охватывали нижнюю челюсть и темя.

— Хорошо, — похвалил Роман палача и склонился над Филиппом. — Удобно ли вам, мэтр?

Тот не смог ничего ответить, лишь промычал что-то нечленораздельное и умоляющее.

— Думаю, что не слишком. Наверное, странно спрашивать такое у человека, находящегося в череподробилке. Давайте я немного расскажу вам, что это такое. На самом деле, мэтр, все предельно просто. Палач крутит винт, и тиски начинают сдавливать вашу голову. Сперва ломаются зубы, а быть может, нижняя челюсть. Если честно, я никогда не вникал в детали. Затем лопнет череп, но, поверьте, после этого вы проживете достаточно долго, чтобы пожалеть о глупостях, которые учинили.

Филипп заплакал, замычал активнее.

— Мой вам совет, аптекарь. Если хотите избежать лишней… головной боли и заслужить прощение кардинала, на которого вы так бездарно покушались, покайтесь, сознайтесь и начинайте сотрудничать. — Роман похлопал узника по плечу. — Я вернусь через полчаса и с радостью услышу правильный ответ. Идем, Людвиг.

Мы покинули пыточную, поднявшись на два этажа вверх, пересекли пустой тюремный двор, миновали охрану и вышли на улицу. Это была окраина города, в двух шагах от внешней стены.

— Поговорим. — Он забрался на гору кирпича, сваленного рабочими, собиравшимися ремонтировать укрепление.

— Здесь? — удивился я, но присоединился к нему.

— Видно всю округу. Уж лучше, чем кабинет начальника тюрьмы, где каждый дурак может подслушать.

— У вас есть официальная версия произошедшего в городе?

— А когда ее не было? — Он усмехнулся в усы. — Люди уже работают языками, слухи один хуже другого летят по дорогам да множатся в трактирах. За месяц узнают все и везде. Это случилось очень не вовремя. Хотя когда подобные события вообще могут быть к месту? Нам придется приложить массу усилий, чтобы сгладить последствия происшедшего.

— Нам?

— Я служу кардиналу, а он — Церкви. Так что в данном контексте даже колдуну и ругару можно говорить «нам». Насколько я понял, всех собак повесят на злобного дьяволопоклонника, который хотел испортить радость верующим, осквернить святыню, попрать законы Божьи и прочая, прочая, прочая.

Я ожидал чего-то подобного:

— В общем, сказка о чудовище, решившем устроить бессмысленное убийство.

— Или какой-нибудь жертвенный ритуал. Людям совершенно незачем знать настоящих причин.

— А мы их знаем? Эти самые причины?

Роман не ответил, и это говорило о том, что он, как и я, теряется в догадках.

— Считаешь, что колдун уровня Вальтера способен устроить огненный вулкан в центре города? — задал я еще один вопрос.

Он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом:

— И ты думаешь точно так же. Запомни это, если дорожишь своей шкурой. — И, чуть смягчившись, произнес: — Есть вещи, о которых не стоит болтать, Людвиг. Например, я стараюсь помалкивать, что полная луна не слишком хорошо влияет на меня в последнее время.

Мы оба усмехнулись только нам понятной шутке.

— Так что виноват Вальтер. Пока не будет доказано обратное. А оно, как ты понимаешь, доказано, скорее всего, не будет. Во всяком случае, толпе.

— Но ты не веришь, что колдун маркграфа Валентина имеет столько сил.

— Разве это так важно? — Он устало потер веки.

— Для меня — важно.

Цыган сдался:

— Не верю. Я знаю о темном искусстве не понаслышке. На мой взгляд, подобное не может провернуть никто из тех, с кем я знаком. Здесь нужна мощь велефа или какого-нибудь легендарного чародея из Темнолесья. Или очень серьезного демона. Такого, кто одним щелчком пальцев сжигает пять сотен душ и едва не проламывает щит десяти готовых к отражению атаки клириков. Колдуны на такое не способны. Иначе миром правили бы они, а не князья и церковники.

— Если он был настолько силен, что не боялся клириков, то почему отступил? Почему не убил всех, кто находился на площади?

— Я не знаю.

Я задумался.

— Но если это был не Вальтер, а кто-то иной, то случившееся на площади — совпадение? Команда заговорщиков, пытавшихся убить кардинала, и неизвестный, решивший устроить локальный апокалипсис?

— Иного объяснения у меня нет. И не только у меня. Инквизиция чешет в затылке, разводит руками и лихорадочно листает гримуары. Только думается мне, что без толку это все. Никого мы не найдем. Но им нужен козел отпущения. Лучше всего тот хагжит, о котором ты говорил. Отличная кандидатура для костра. Обыватели не жалуют чужеземцев и иноверцев, с радостью сожгут злобное чудовище, восхитятся тем, что возмездие Церкви настигло преступника, и успокоятся. Ну а если не поймаем этого хагжита, найдем другого. Или же придется использовать беднягу-аптекаря. Морщишься? Не стоит. Это звучит жестоко, но иначе просто нельзя. Символы веры и силы должны оставаться незыблемы. Иначе начнется хаос.

406