— Кыш! — махнул на него рукой старый пеликан.
Ворон в ответ гортанно каркнул и остался на месте, насмешливо распушив перья.
— Чертово отродье! — погрозил ему кулаком Проповедник. — Эй, Пугало. Тут твой друг. Ты ведь обожаешь воронье, наверное? Они должны были донимать тебя на поле. Не хочешь поздороваться?
Одушевленный снова высунул голову из склепа, и птица с пронзительным криком сорвалась с ветки и, отчаянно хлопая крыльями, полетела к серым стенам монастыря клариссок.
— Хе-хе! — осклабился старый пеликан. — А ты не так уж и бесполезен, соломенная голова.
Пугало задумчивым взглядом проводило беглеца, рассеянно проверило пальцем остроту серпа.
— Как ты думаешь, долго оно торчало на том поле?
— Спроси его, а не меня. — Я чувствовал разочарование, так как эта могила тоже не была той, которую я искал. — Я с ним знаком ровно столько же, сколько и ты.
Пугало, осторожно перешагивая через могильные плиты, направилось в старую часть кладбища, где начиналась монастырская стена.
— Да ладно! — крикнул ему в спину Проповедник. — Далась тебе эта пташка! Пугнул, и будет!
Оно даже не обернулось.
— Считаешь, он ее поймает? — несколько обеспокоенно спросила у меня душа священника.
— Неужели в тебе проснулась жалость к божьим тварям? Сам его натравил. Не поймает. Не беспокойся. На наше счастье, Пугало не умеет летать.
Оставался еще один кладбищенский участок, за тополиной аллеей. Если и там я ничего не найду, значит, три дня потрачены зря.
— Когда ты собираешься зайти в Орден Праведности?
— Зачем мне это делать? — Я выдохнул облако пара, рассеянно думая о том, что стемнеет меньше чем через полчаса и пора возвращаться.
— Ну, например, затем, чтобы отдать кинжал Кристины. Если тебя поймают…
— Значит, не должно быть никаких «если». Я не передам ее клинок на уничтожение до тех пор, пока не пойму, что с ней случилось.
— Рискованно. Но ты прав.
— Что это с тобой? Обычно подобные идеи ты встречаешь в пики.
Он пожал тощими плечами:
— Просто представил, что ты мне скажешь, если я смогу убедить тебя уничтожить клинок, а окажется, что твоя бывшая напарница попросту обронила его из-за невнимательности. Гляди. Эта вроде недавняя.
Могила, на которую он указал, втиснулась между двумя другими и все равно казалась сиротливой и одинокой. Она действительно была свежей. Еще не оплывший высокий холмик, свежесрубленный крест. К нему прибита деревянная дощечка, где углем написали всего лишь одно слово: «Неизвестная».
— Эм… — протянул Проповедник и поскреб подбородок. — Мы ее нашли?
— Пока не знаю.
Я исследовал оставшуюся часть погоста, обнаружив еще три свежих захоронения, с именами незнакомых мне людей. И, наконец закончив, направился к выходу с кладбища.
— Идем на постоялый двор? — спросил меня Проповедник.
— К кларисскам.
— Так тебя и пустили в монастырь. Сестры ведут закрытый образ жизни.
— Мне туда и не нужно. Они присматривают за кладбищем. Возможно, кто-нибудь из них что-то знает.
— Уже почти ночь. Они не откроют.
Я все же подошел к воротам и постучал. Окошко в калитке поднялось, и кто-то стал смотреть на меня из мрака.
— Я страж, — сказал я. — Могу ли поговорить с тем, кто заботится о кладбище? Меня интересует могила, где похоронена неизвестная.
— Приходи послезавтра, сын мой. — Голос был хоть и старческим, но сильным. — Сейчас ночь, и устав запрещает распахивать ворота незнакомцам. Даже если они — стражи. Завтра у нас важная работа. Возвращайся послезавтра. С рассветом.
Я понимал, что настаивать не имеет смысла:
— Хорошо.
Окошко закрыли, показывая, что разговор окончен, и я направился по заснеженной дороге к городским стенам, до которых отсюда было совсем недалеко. Требовалось лишь пройти старую мельницу и мост через замерзшую речушку.
— Какой она была? — неожиданно спросил Проповедник и тут же поправился: — Какая она?
— Не знаю, — подумав, ответил я. — Не видел ее с тех пор, как она поддержала Мириам в вопросе о службе стражей при дворах князей и королей. Прошло больше девяти лет. Люди с годами меняются, Проповедник.
— Тебя подобное утверждение явно не касается. Ты как был упрямцем, так им и остался. Или же я просто не замечаю этих твоих изменений.
Мы прошли мимо застывшей мельницы, оказались на мосту, и в этот момент поднялся ветер. Он задул со спины, пытаясь пробраться мне под одежду, подхватил тонкий слой снега, обнажая наледь, и внезапно взвыл. Я почувствовал, как что чья-то невидимая рука стукнула меня между лопаток, направляя по скользкой поверхности к краю, с которого почти пять ярдов надо было падать на тонкий лед.
Я уперся, но ветер, уже не таясь и не церемонясь, впился острыми пальцами мне в плечи, потащил к гибели, но тут же рассеялся, напоследок тонко, разочарованно вскрикнув, точно лопнула струна лютни.
Я сделал осторожный шаг назад, подальше от края, чувствуя, как кольцо, подаренное Гертрудой, едва не обжигает кожу на пальце.
— Святая Агнесса, — пораженно прошептал Проповедник. — Что это было?
— Просто ветер, — ответил я ему, не желая говорить, что кто-то только что попытался меня убить.
Инквизитор выглядел нелепо. Маленький, на две с половиной головы ниже меня, пухлый, с массивным носом и слабым подбородком, под которым надулся большой зоб. Его шерстяная серая ряса была покрыта пятнами, оставшимися после трапезы, и порвана на правом локте. Он все время шмыгал носом и сморкался, глядя на меня слезящимися темными глазами, похожими на проворные бусинки.