Пугало между тем подошло к ближайшей тыкве и подняло ее с грядки.
— А это, как я полагаю, военный трофей, захваченный на территории врага, — прокомментировал я его действия.
— Мародер! — возмутился Проповедник.
— Если хочешь тащить ее с собой, то будь добр идти в одиночку, — сдерживая смех, сказал я Пугалу. — Не желаю, чтобы за мной по воздуху плыла тыква. Меня точно отправят на костер за колдовство и за то, что я собираюсь украсть городской урожай. Найдешь Меня после.
Оно не возражало.
Трактир, на вид не грозивший мгновенно опустошить мой худой кошелек, я нашел спустя десять минут и с радостью ввалился в теплый пустой зал. Хозяин очень удивился моему появлению, но мы быстро сторговались о комнате и ужине. Я сумел сбить цену, поселившись на первом этаже, и за едой расспросил его о том, есть ли в городе какие-нибудь неприятности.
— Кроме отсутствия клиентов? Никаких, — ответил мне хозяин.
Я решил не верить на слово и успел до темноты обойти улочки. Не встретив ни одной души, ни хорошей, ни плохой, вернулся обратно в комнату. Пугало уже сидело за столом и под внимательным взглядом Проповедника вырезало в тыкве рожу. Работало оно неспешно, все тем же серпом, и личико у овоща получалось не в меру злобным, зубастым и отталкивающим.
— Приехали, — сказал я, повалившись на постель. — Когда владелец трактира ее завтра обнаружит, он сочтет меня сумасшедшим. Ты решило отпраздновать скорый конец октября?
Оно отрицательно покачало головой, разумеется, ничего мне не объясняя. Я не стал гасить свечу и заснул со светом, слушая, как работает Пугало да ворчит на него Проповедник.
Наутро тыква была готова, и на меня свирепо скалилась зубастой пастью круглая оранжевая харя с прищуренными хищными глазенками. От нее явственно веяло жутью, и я, приподнявшись на локте, долго разглядывал произведение пугальского искусства.
— Ну и как тебе? — язвительно поинтересовался Проповедник моим мнением. — По мне, так будь я жив и увидь такое ночью, испугался бы до полусмерти.
Пугало, наслаждавшееся результатом, посмотрело на меня, ожидая вердикта. Я сказал, что думал:
— У нашего приятеля настоящий талант скульптора, точнее резчика серпом по овощам. Работа мастерская. Ничуть не хуже, чем у папских мастеров, делающих усыпальницы для понтификов.
Оно приняло похвалу и поклонилось.
Неспешно одевшись, я отправился в общий зал — следовало позавтракать, а затем поговорить с бургомистром и получить от него бумагу для Братства, подтверждающую, что я был в его городке, иначе потом не дождешься взносов от городской управы. Поди докажи без гербовой печати, что мы соблюли договор и проверили эту дыру на отсутствие темных душ.
За пустым столом сидела девушка в ослепительно-белой одежде. Белый берет с алым фазаньим пером лежал рядом с высоким бокалом вина. Она сбросила куртку с меховой подкладкой на лавку, оставшись в рубашке с высоким воротником и кружевными рукавами. Алая рубиновая брошь на горле сверкала живым огнем, лишь стоило тусклому осеннему свету попасть на камень.
Она улыбнулась мне:
— Привет, Синеглазый.
— Здравствуй, Гера. — Я сел напротив, не скрывая того, что рад ее видеть. — Что-то подсказывает мне, наша встреча неслучайна.
Еще одна улыбка.
— Можешь удивляться, но, узнав, что ты в Солезино, я начала о тебе беспокоиться. Так что когда ты сошел в гавани Пулу, мои славные шпионы тут же сообщили об этом. Но мне пришлось разбираться с делами в Фирвальдене, так что я не успела прибыть достаточно быстро, потеряла твой след и нашла его только после Зугбурга.
— Поспешила за дилижансом? — догадался я.
— Ага. — Она взяла бокал с вином, задумчиво посмотрела на меня сквозь стекло. — Но ты сошел в этом богом забытом месте. Так что я потеряла лишний день, разыскивая тебя. И нашла как раз вовремя.
— Что-то серьезное? — нахмурился я.
— О нет! — беспечным тоном сказала она, но ей не удалось меня обмануть. Я слишком хорошо знал ее.
— Выкладывай, — попросил я. — Что стряслось?
— Говорю же — ничего. Просто волновалась о тебе. Я слышала о Рози и Пауле. Очень жаль, что они погибли.
Я кивнул, думая о том, как быстро среди стражей распространяются новости.
— Я уже сходила к бургомистру и взяла для тебя бумагу. — Гертруда сменила неприятную тему. — Так что в Рюдинге тебе больше делать нечего. Составишь мне компанию до Оттерупа?
— С радостью. — Я решил отложить вопросы до той поры, как она будет готова на них ответить. — Но я пришел сюда пешком.
— Именно поэтому я позаботилась купить тебе лошадь. Где твоя компания?
— В комнате. Проповедник будет рад тебя видеть.
— Ценю твою иронию. — Она набросила на плечи куртку. — А тот одушевленный все еще шастает с тобой?
— Угу.
Она вздохнула, но удержалась от упреков и предостережений. Знала, что это не подействует.
Много позже, уже в Оттерупе, когда стемнело и колокол большого монастыря известил о начале ночной службы, а я водил рукой по ее обнаженной спине, Гертруда сказала:
— Мы не виделись с лета, Синеглазый. Ты здорово разобрался тогда с делами в Вионе, и я слышала, что епископ Урбан среди твоих должников. Это хорошая перспектива на будущее, если тебе потребуется сильный покровитель.
— А он мне потребуется? — Моя рука на секунду остановилась.
Гера сладко потянулась, посмотрела на меня из-под белых мокрых локонов, упавших на ее лицо: