Страж. Тетралогия - Страница 430

430

— Проклятье! — негромко произнес я.

Неудача.

Я вышел в гостиную и увидел женщину в шали. Она подняла с пола опрокинутую табуретку, села, налила себе в чудом уцелевший стакан воды и теперь пила из него скупыми глотками. Я тут же отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Она негромко хмыкнула, сказав мягким голосом:

— Ты даже умнее, чем я думала. Не только решил меня не беспокоить, но и не смотришь. Как видно, хорошо знаешь, кто такие ведьмы.

— Ведьме в глаза я бы посмотрел, — сказал я, думая, как отступить на кухню, чтобы выскочить через окно. — Но не велефу.

— Кто ты, альбаландец? — негромко спросила женщина.

Я откинул полу куртки, показывая кинжал.

— Страж. Еще интереснее.

— Зачем ты пошла за мной?

— Странный вопрос. Чтобы убить тебя. Ты видел лишнее. Я не могу позволить уйти. Даже стражу.

Я почувствовал за спиной движение. Отступление на кухню оказалось перекрыто — в дверях, покачиваясь, стояла желтушная старуха с перерезанным горлом.

— Думаю, я уйду целым и невредимым, — улыбнулся я, так как Пугало, вставшее за велефом, обнажило серп.

Она немного удивилась, хихикнула:

— Готова услышать твои аргументы, страж.

— Одушевленный. Такие, как ты, могут их видеть. Он за твоей спиной.

Женщина обернулась, секунду смотрела на нависшее над ней чудовище, затем хладнокровно допила воду, поставила стакан под ноги и только после этого произнесла:

— Впечатляет. А говорили, стражи все такие чистюли. Ну, значит, разойдемся миром. Я покину город прежде, чем ты кому-то расскажешь. — Велеф выпрямилась, запахнулась в теплую белую шаль.

— Вне зависимости от моих слов, рано или поздно каликвецы пойдут по твоим следам. И прикончат. Как и других таких, как ты.

Она подошла так близко, что я почувствовал запах ее волос. Легкий аромат свежей сдобы и… чужой крови.

— Этого не случилось за сорок девять лет. Не случится и впредь, страж. Я осторожна. А ты даже не узнаешь меня в лицо, потому что и сейчас твои поджилки трясутся, и ты боишься посмотреть мне прямо в глаза.

Я не клюнул на эту уловку, и женщина издала короткий презрительный смешок, сделала шаг в сторону, предлагая мне уйти. Я так и поступил. Она окликнула меня на улице:

— Ты приходил за девчонкой? Матерью? Или отцом?

— Я приходил к Вальтеру. Он мой друг, — солгал я.

— Ну, тогда закажи по колдуну панихиду, страж. Ему уже ничем не помочь.

— Он мертв?

— Скоро будет. Его забрала инквизиция. Дураки всегда попадаются.

Когда я уходил, она смеялась мне в спину.

Про инквизицию я спросил у пьяницы, разлегшегося на паперти церкви, чудом не тронутой бунтовщиками. Пугало это, кажется, позабавило. На его взгляд, кандидатуру я выбрал неподходящую, но в квартале больше никого не было, если не считать четверых мертвых солдат возле ограды летнего парка. В отличие от покойников алкаш хоть как-то мог изъясняться.

— Эмм-рва! — дыхнул он мне в лицо, отвернулся и захрапел. Небось завтра проснется и будет долго удивляться тому, что произошло в городе. Если проснется, конечно. Следует учесть, что велеф бродит по улицам совсем недалеко отсюда.

— Спасибо за помощь, — сказал я Пугалу.

Оно важно кивнуло.

— Ведь все эти услуги ты оказываешь не просто так, да? Старги, Александр, теперь велеф… Когда ты предъявишь мне счет, я вообще смогу его оплатить?

Оно развело руками, говоря тем самым: поживем — увидим.

Не знаю, как Вальтер попался в лапы Псов Господних. С одной стороны — он там, где должен быть. С другой — теперь добиться от него ответов будет чертовски сложно.

Я забрался на стену Мельничьего колеса, отсюда была прекрасно видна западная часть города и черная громада кафедрального собора, который строили уже без малого триста лет. Надо полагать, инквизиция как всегда открыла представительство по соседству. Это давно стало традицией в западных княжествах — хочешь найти Псов Господних, ищи рядом с собором.

Медленно и неспешно светало. Небо стало бледно-серым, неприятным и предвещало скорый холодный дождь. Первый в этом году.

Двое солдат возле разоренной булочной попытались напасть на меня, отобрать деньги. Двигались они не слишком ловко для опытных вояк, и я без труда ранил одного из них в руку палашом. Они тут же отступили. Раненый скулил, его товарищ сыпал оскорблениями, но мой палаш оказался для них серьезным аргументом.

В доме, что стоял по правую руку от собора, горел свет, возле ворот, рядом с запряженной в карету четверкой лошадей, быстро и споро работали слуги, загружая на крышу сундуки. Шесть человек в черных плащах и широкополых шляпах держали факелы, образовывая вокруг экипажа кольцо.

Здесь не было ни бунтовщиков, ни солдат, ни спасающихся от погромов граждан. Никто не ломал двери пускай недостроенного, но действующего собора, полного церковных богатств. Несмотря на распространение беззакония, несмотря на вседозволенность и безумие, смерти и кровь, никто из них не пришел на эту большую площадь. И не потому, что внезапно они все стали набожны. Сегодня эти люди в большинстве своем забыли о всевышнем.

Они просто боялись.

Тех, кто обитал в доме с освещенными окнами и работал в его подвалах. Потому что даже идиоты прекрасно знают — можно убить соседа, ограбить друга, повесить на столбе бургомистра, испытывать терпение герцога, но не стоит играть в такие игры с инквизицией. Ничем хорошим это не закончится. Лишь конченые висельники захотят связываться с Псами Господними.

430