Страж. Тетралогия - Страница 382


К оглавлению

382

Монахиня упала на колени, схватившись обеими руками за впившуюся в кожу стальную струну.

— О да. Вы никого не пускали, и среди вас завелась злобная тварь. — Он показал ей рыжий завиток. — Благодаря ей я и взял на себя смелость войти сюда. Отведите ее к остальным! Диспут о том, кто прав, мы продолжим позже, Аглая.

— Так кто из них убийца моего отца? — спросил ун Номанн, когда настоятельницу вывели.

— Так ли это важно? — Инквизитор сжег волосы ведьмы в пламени свечи. — Они все виновны в преступлении перед Господом и все ответят. Убившая вашего отца в том числе. Или вам этого мало?

Ун Номанн явно, как и я, считал, что здесь одни невиновные, но он оказался неглупым человеком:

— Отдаю правосудие в руки Церкви.

— И поверьте, трибунал будет судить по справедливости и с Божьим словом.

Говоря это, инквизитор внимательно листал поднятую с пола книгу. Каждый раз, когда он касался пальцами бумаги, они начинали лучиться мягким светом, и бастард, завороженный этой магией, не спускал с них глаз. Так что неудивительно, что ни тот ни другой не видели творящегося у них за спиной.

Я бы тоже ничего не заметил, если бы меня не окликнул встревоженный Проповедник. Не знаю, откуда в молельном зале появилась монашка. Прежде чем я обратил на нее внимание, она успела прокрасться вдоль южной стены и уже открыла потайную дверь, прятавшуюся до этого в густых тенях.

Я узнал сестру Сесилию. Перепуганная, заплаканная, она взглянула на меня со страхом, неспособная скрыть свое отчаяние — всего лишь шаг отделял ее от спасения.

Мы смотрели друг на друга не больше двух секунд, а затем я отвернулся.

— Любое преступление порождает наказание, — между тем сказал инквизитор. — Но перед наказанием всегда должно быть раскаяние и прощение. Только тогда душа останется светлой и легкой, точно перо из ангельского крыла. Идемте, господа. Уверен, что у всех нас есть дела куда более важные, чем торчать в этом оскверненном месте.

Когда мы уходили, я все же обернулся, но потайная дверь уже закрылась.


— Глупо. — Проповедник сидел на могильной плите, меланхолично разглядывая статую плачущего ангела, венчавшую чей-то богатый склеп.

— Очевидно, да.

В отличие от него мне было холодно, и я пожалел, что не захватил дополнительные рукавицы. Была глубокая ночь, но я все же притащился на кладбище, захватив с собой кирку и лопату. Я знал, что не успокоюсь, пока не проверю. Что бы там ни говорил отец-инквизитор, мне надо быть уверенным, что в могиле лежит именно монашка, а не Кристина.

— Ты дал ей уйти. Я бы закричал, если бы хоть кто-то мог меня слышать.

— Здорово, что могу только я. Она всего лишь одна из его жертв.

— А если это и была ведьма?

— Ну и что? Она убила бургграфа, а тот кларисску. Преступник наказан. Это справедливо.

— Лишь один из них наказан, Людвиг. Когда-нибудь ты поймешь, что убийство ради справедливости это не по Божьему закону.

Я подвинул фонарь поближе к безымянной могиле:

— Когда-нибудь.

— Отпустить опасную ведьму. Ты любишь чудить. — Он упорствовал в своей уверенности, что Сесилия это именно та, кого искал отец Себастьян.

— Оглядись вокруг, Проповедник. Мир полон опасностей. В нем полно ведьм, иных существ, инквизиторов, фанатиков, безбожников, насильников, убийц, наемников, солдат и праведников. Почти каждый из них заслуживает смерти. И почти каждый продолжает жить дальше. Избавь меня от участи вершителя судеб. Я и так частенько этим злоупотребляю.

Проповедник разочарованно махнул рукой:

— В этом весь ты. Признайся, что ты просто пожалел девчонку и не захотел, чтобы она угодила на жаровню инквизитора.

Я взялся за кирку:

— Ты бы и вправду закричал, если бы мог?

— Нет, — помолчав, ответил тот и, словно стыдясь этого слова, пробормотал: — Не стоило начинать этот разговор. Теперь ты еще решил стать гробокопателем и разорителем могил. Узнать тело будет сложно. Оно изуродовано.

— У Кристины нет двух первых фаланг на среднем и безымянном пальцах левой руки.

— А если там вообще нет пальцев?

Я чертыхнулся на это и поднял кирку, собираясь долбить промерзлую землю.

— Не стоит, страж.

Сестра Сесилия, до этого прятавшаяся за склепом, вошла в круг света фонаря. В мирской одежде она больше не походила на монахиню, и ее рыжие волосы были собраны в хвост.

— Значит, это все-таки ты, — усмехнулся я. — Пришла довершить то, что не получилось сделать на мосту?

Она покачала головой:

— Нет. Не за этим. Прости. Я испугалась, когда ты появился у монастыря, и действовала не подумав. Я рада, что ты оказался защищен.

— Он тоже рад, чертова ведьма, — раздраженно произнес Проповедник, но Сесилия его не услышала.

— Тогда зачем ты здесь?

— Попрощаться с ней. — Она, игнорируя меня, шагнула к могиле. — Не знаю, кого ты ищешь, но ее здесь нет. Там лежит одна из нас.

— Ты убила из-за нее. Кем она была тебе?

Ведьма покачала головой:

— Человеком. Сейчас это большая редкость. — Она заметила, как я прищурился, и грустно улыбнулась. — Ты недоумеваешь, зачем я все затеяла, раз она мне чужая?

— Да.

— Потому, что одна грязная свинья сделала это и не должна была оставаться безнаказанной. Никто в монастыре не знал, что случилось. Настоятельница думала, что она просто ушла, сбежала. Но не я.

— И ты решила стать палачом.

— Судьей. Я восстановила справедливость. Думала, что восстановила. — Ее плечи поникли.

382