Страж. Тетралогия - Страница 35

— А ты идешь со мной? — обратился я к Пугалу. Оно тут же кивнуло.

— Как я мог в тебе сомневаться, — пробормотал я, стукнув коня каблуками. — Ну, не отставай.

И Пугало не отставало. Когда было надо, оно двигалось удивительно быстро, словно туман, стелющийся над землей. Впрочем, вскоре я забыл о его молчаливом присутствии — с одушевленным тяжело вести беседу, потому что говорить приходится только мне одному.

Теперь трупы стали появляться на дороге. Кого-то смерть застала, когда он шел пешком, кто-то ехал на телегах со своим скарбом, а кто-то навсегда остался в золоченой карете, из которой были выпряжены лошади. Некоторые умерли совсем недавно, другие очень давно. Но мертвых оказалось гораздо меньше, чем я ожидал. Беглецы, желающие покинуть город, прошли здесь в первые дни эпидемии, почти месяц назад, разнося мор по стране и умирая уже в окрестностях Легнаго, окружающих его деревень и монастырей.

Конь нервничал, ему не нравилось то, что лежало на дороге, и я его вполне понимал. Зрелище было крайне отталкивающим. А вот Пугало несколько раз останавливалось, склоняясь над мертвецами и продолжая, как и прежде, беспрерывно скалиться улыбочкой идиота. В отличие от меня, чувствовало оно себя превосходно.

Вереницу душ я встретил перед огромнейшим дубом, в лучшие времена росшим рядом с маленьким дорожным трактиром, служившим хорошим приютом, а сейчас пустым, с выбитыми окнами и сгоревшим сараем. Во дворе, в свете умирающей луны, белели тела в исподнем, лежащие на пожухлой траве. Этих убил не мор, а арбалетные болты. Скорее всего, сюда нагрянул кто-то из мародеров.

Души шли от города бесконечно длинной цепочкой. Мужчины, женщины, старики и дети. У всех было одно и то же выражение на лицах. Смерть от юстирского пота — не самая приятная доля. Она искажает черты в немом, бесконечном крике ужаса, заставляя мышцы застыть и окаменеть, а кожу стать темно-синей, почти черной.

Я натянул поводья и остановился. Душ было больше двух десятков, колоссальная цифра для одного города за столь короткое время.

Тот, кто шел первым, поднял на меня взгляд пораженных бельмами болезни глаз.

— Есть ли среди вас те, кто желает уйти? — спросил я у них. — Я готов избавить вас от такой не жизни. Тот, кто не хочет, может двигаться дальше.

Страшные лица, одно за одним, обращались ко мне.

— Мы все хотим уйти, — прошелестел у меня в голове голос самого первого.

Кинжал в ножнах до сих пор вибрировал. С тех пор как оружие выковал кузнец, ему еще ни разу не приходилось пить так много за один раз. Меня тоже немного трясло, горло саднило, а в пальцах ощущалось сильное онемение. Сбор вышел щедрым, но я был ему не рад.

Пока я работал, избавляя их от страданий подобного существования, Пугало пристально наблюдало за каждым моим жестом, за каждой фигурой, которую я создавал. Оно всегда питало какой-то нездоровый интерес к моему дару и тому, что я делал. Впрочем, судя по ощущениям, которые от него исходили в такие моменты, смотрело оно на меня, точно на горную гадюку, с выражением одновременного интереса, отвращения и священного ужаса. Моя работа и привлекала его, и отталкивала одновременно.

Теперь же оно выглядело несколько задумчивым для того, чтобы обращать внимание на мертвых, и отстало от коня шагов на пятьдесят, то и дело скрываясь за поворотами дороги. Я услышал стук копыт за спиной и увидел всадника в темном плаще и одеждах цветов герцога ди Сорца.

На этот раз у мужчины не было на лице повязки. Он был старше меня лет на десять, на висках уже появилась седина, темные волосы на лбу начали редеть, но его взгляд был ясным, а движения точными и уверенными.

— Не возражаете, если я составлю вам компанию до города, страж? — спросил он.

— Присоединяйтесь, — сказал я, ничего не имея против, хотя и удивляясь. — Вы сняли повязку, это необдуманно. Как говорят врачи, загнивший воздух и миазмы способствуют распространению болезни.

— От повязки все равно не было никакого толку, — отмахнулся он. — Я болен.

Похоже, этот дворянин покинул своего герцога, заметив у себя первые признаки недуга. Я посмотрел ему в глаза и проронил:

— Мне жаль.

— А мне — нет. За этот месяц я повидал столько мертвецов, что они трогают меня столь же сильно, как останки какой-нибудь козы или кошки. А с учетом того, что я тоже уже мертвец…

Он не закончил.

— Не все умирают от юстирского пота. — Я попытался вселить в него надежду.

— Конечно. — равнодушно ответил он. — Один из двухсот или трехсот заболевших выздоравливает. Но надо быть очень везучим сукиным сыном, чтобы так посчастливилось. А я, представьте себе, невезуч. Никогда не выигрывал в азартные игры, ни на скачках, ни на львиных боях, чего уж говорить об игре со Смертью? Впрочем, не думайте, что я опустил руки. У меня еще есть как минимум несколько чудесных часов в вашей компании. А если фортуна улыбнется, я протяну пару дней.

— Вы уверены, что больны?

Он закатал рукав, показав легкую сыпь на тыльной стороне предплечья. Я с сожалением цокнул языком.

— Меня зовут Людвиг ван Нормайенн, — сказал я, протянув ему руку.

Он пожал ее, улыбнулся:

— Ланцо ди Трабиа, кавальери герцога ди Сорца, к вашим услугам, страж.

С каждой минутой пути зарево впереди разрасталось.

— Пожары бушуют уже третий день, — ответил на мой невысказанный вопрос ди Трабиа. — Горит юго-западная часть города и пригороды.

— Кварталы бедняков?