Страж. Тетралогия - Страница 307

307

— Уходи! — сказал я ему. — Я не сдамся!

Черт упал на четвереньки, царапнув когтями брусчатку, подобрался, собираясь прыгнуть. Его желтые, очень похожие на человеческие глаза обещали мне все адские муки.

Я не успел плеснуть на него водой, а он не успел прыгнуть. За спиной твари, со стороны улицы, появился человек и ударил в спину целым снопом обжигающе-белых распятий.

Грянули хоралы, несколько крестов попали в меня, бок обожгло болью, в голове взорвалось ядро. Запели ангелы, и, пожалуй, их песня была прекрасна…

Мягко шуршали страницы. Отец Март сидел в глубоком кресле, которого раньше в моей комнате не наблюдалось, и не спеша читал евангелие в чудесной тисненой обложке из телячьей кожи. Увидев, что я встал с кровати, он оторвался от книги, посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом, словно пытаясь заглянуть в душу.

Я не опустил глаз, и он вновь вернулся к книге, сказав:

— Здравствуйте, Людвиг.

— Отец Март. Мне стоило бы догадаться, что инквизитор, приехавший в Боровичи, это вы. Наши дороги то и дело пересекаются.

— Такова воля Господа. Как вы себя чувствуете?

— Словно на меня упало распятие. Сейчас утро?

— Вроде того. Вам немного досталось от моей магии. Сожалею.

На лице у инквизитора не было никакого сожаления. Его не было и на физиономии Пугала, восседавшего в центре распахнутого шкафа и, казалось, спящего.

— Что с моими друзьями?

— О, благодаря вам они справились. Но раненый парень пока так и не пришел в себя. Я сделал все от меня зависящее, но не даю гарантии, что он выживет.

— Спасибо за помощь. Вы появились очень вовремя.

— Это мне надо вас благодарить. Если бы в Ждановичи не нагрянули стражи, я бы так и не выследил беса.

— Я думал, он черт.

— Нет, что вы. Черт — куда более серьезный противник. А эта сущность довольно слабая.

— Я бы так не сказал.

— Ну, хитрости ему не занимать. Магия, что живет в вашей крови, оказалась для него хорошей приманкой.

Повисло тяжелое молчание. Он все так же читал книгу. Наконец поднял на меня взгляд, заложил пальцем страницу, усмехнулся:

— Я всегда уважал вашу мудрость, Людвиг. Вы умеете ничего не говорить, когда это становится опасно. Редкое качество в наше время. Обычно все наоборот — люди видят инквизитора и несут такую чушь, что я не могу вставить и слова. Они считают, если будут говорить, то я забуду, зачем пришел к ним, и не задам своих вопросов.

— Задавайте свои вопросы, — предложил я человеку, вместе с которым бился с нечистью у Чертова моста и на колокольне Виона.

— Я использовал некоторую степень целебной молитвы, но на вас она подействовала не так, как должна действовать на людей. — Инквизитор сокрушенно покачал головой. — Признаться, я не ожидал ничего подобного и сперва подумывал вас убить. Не смотрите на меня так, Людвиг. Я счел, что вы — это не вы, а какой-то дьявольский морок, принявший облик моего знакомого. Но я никогда не спешу с такой вещью, как смерть. Ее редко можно исправить.

— Мне остается лишь возблагодарить вашу осмотрительность.

— Тогда я счел, что это новая форма одержимости, но проверка, которую я произвел над вами, заставила меня отказаться от этой идеи. Я решил подумать и порыться в книгах, чтобы понять, при каких обстоятельствах лечебная магия Церкви может вредить человеку. Книг я в этой дыре, конечно, не нашел, но вспомнить — вспомнил. Старый трактат еще тех времен, когда мы пытались завоевать Темнолесье. Магия той местности обладает именно таким эффектом.

Он вновь выдержал паузу, а я вновь промолчал, чем вызвал его смех.

— Да перестаньте, ван Нормайенн! Мы давно знакомы с вами, и вы уже должны были убедиться, что я не так страшен, как моя ряса. Мною движет исключительно праздное любопытство. Всегда интересно увидеть другую сторону силы, особенно когда она не опасна для тебя.

— Вы инквизитор, отец Март.

— А вы — страж. На нас обоих стоит клеймо. И что с того? Опасаетесь, что я стану искать встречи с ведьмой, которая сделала это с вами?

— Сделала что? — Я подвинул стул, садясь напротив собеседника.

— Хотел бы я знать. Вижу одно — то, что теперь в вашей крови, способно привлекать внимание нечисти. Во всяком случае, некоторой. Так что мои вам искренние соболезнования. С такой головной болью жить непросто, а я не всегда смогу оказаться поблизости. Так что же случилось, Людвиг?

И опять мы смотрели друг на друга. При нем не было ни щипцов, ни жаровни, ни дыбы. Он был вполне мил и дружелюбен. Мы вместе сражались, не побоюсь этого слова, уважали друг друга, как могут уважать два профессионала, но я не забывал, кто передо мной. Человек инквизиции. Уполномоченный легат Риапано. Клирик, приближенный к кардиналам Урбану и ди Травинно.

— Начнем с того, что я никогда не был в Темнолесье, — сказал я.

— Ну, конечно, — с серьезной миной на лице ответил он мне. — Будем считать, что вас не было там так же, как и в гостях у любезного маркграфа Валентина, которого половина моих знакомых желает видеть исключительно в аду. Где он, надеюсь, теперь и пребывает.

— Я повстречался с окуллом.

— И он задел вас? Насколько я знаю, рана, нанесенная окуллом, смертельна. После нее не выживают. Теперь понимаю, почему вам потребовалось особое лечение и отчего теперь на вас не действует целительная магия Церкви. Хотел бы я встретиться с тем, кто поставил вас на ноги.

— Чтобы задать вопросы?

Он вздохнул:

307